Когда началось современное искусство?

Манифесты футуристов провокационны, они призваны распалить воображение, взбудоражить, вызвать скандал. А дальше начинается более фундаментальный разговор о том, что весь старый мир со всеми его законами и ценностями больше не релевантен, «музейное» искусство мертво и больше ничего не может дать нам. Двадцатый век начинается, и нужно построить новый мир, «сбросить с корабля современности» все устаревшее, выстроить новую утопию. И художники занимаются тем, что предлагают варианты таких утопий: Татлин, Малевич, Мондриан, художники Баухауса и другие авангардисты. Они занимаются уже не искусством в классическом его понимании, а «жизнестроительством», создают новые форматы видения, проектирования, мышления, социального бытия. Во всяком случае, именно к этому они стремились.

Вместе с этим возникает запрос на новизну художественной формы, на постоянную трансформацию языка. Каждый художник вырабатывает свой уникальный, ни на что не похожий формальный метод, свой способ кодирования визуальных образов, который становится его «брендом». Например, супрематизм, «Черный квадрат» — это Малевич и только он либо его ученики, а цветные квадраты Йозефа Альберса — это совсем другая история.

Эти работы даже сегодня, спустя столетие, по-прежнему вызывают возмущение, они по-прежнему «непонятны», потому что не копируют реальность, а трансформируют ее, и порой вполне успешно. Со времен авангарда слом традиций и поиск шокирующих инноваций становятся чем-то естественным.

Авангард был частью, началом периода модернизма. Это время визионеров, людей, которые чувствуют, что можно переструктурировать реальность. Это уже современное искусство, хотя и не contemporary art, а modern art, который полон романтического огня, но имеет и свою обратную сторону, разрушительную.

А постмодернизм — это последняя треть ХХ века, здесь на передний план выходит критическая рефлексия модернистских «миростроительных» проектов. Как мы понимаем теперь, бесконечный технический прогресс не вполне себя оправдывает. По дороге в будущее, похоже, мы наломали больше дров, чем построили мостов.

Постмодернист говорит о том, что все новые формы уже изобретены, все придумано. Художник играет с этими смыслами, как с конструктором. Сейчас запрос на новизну исходит скорее от средств массовой информации, от массовой культуры. Новый смартфон — такой же, как был, только камер больше. Или такой же, только круглый. Или смартфон, который сварит вам кофе… Придумываются шокирующие, будоражащие, инновационные ходы ради самой инновационности. Художники уже не так этим увлечены.

Сейчас современное искусство — то, которое тесно связано со смысловой тканью современности, — это искусство, говорящее о нашей жизни и ее проблемах, что попадает в нерв текущего дня, что волнует и затрагивает болевые точки общества. Поэтому, например, Шилов хоть и живет сегодня, но не является мастером современного искусства. А вот, например, режиссер и видеохудожник Апичатпонг Вирасетакул — современный художник. Он говорит о проблемах постколониального сознания, проблемах памяти и идентичности. И в его фильмах нет ничего кричаще инновационного в плане формы. Я не могу сказать, что смотрю фильм Вирасетакула или его видеоинсталляцию на Венецианской биеннале и вижу там что-то феноменально новое с точки зрения экранной формы. Но он так тонко, поэтично и в то же время точно попадает в важную на сегодняшний день проблематику, что я понимаю: да, это современное искусство. Потому что на него есть реакция. С моей точки зрения, именно реакция является самым важным.

Современное искусство — это нечто, соприкасаясь с которым мы чувствуем, что оно говорит в нас и про нас. Здесь и сейчас.